Она обязательно получит Нобелевскую премию. Они нужны друг другу. Нобелевская премия неуклонно расширяет горизонты, обращает внимание на новые жанры, уже наградила документалистику и песню, скоро, я уверен, отметит и графический роман. Роулинг заслуживает того, чтобы её — сочинителя детской фантастики, то есть обитателя сразу двух гетто, — признали великим современным писателем. Собственно, дети — те, от кого зависит наше будущее, — её уже признали, да и продаётся она лучше, чем все современные сочинители бестселлеров; ни одна книга в мире ещё не распродавалась с такой скоростью, как последняя часть семилогии о Гарри Поттере, и ни один сценарий не вызывал такого ажиотажа, как «Фантастические твари». Но помимо кассового и массового успеха есть признание арбитров; и если оно осуществится в полной мере, Роулинг будет приятно.
Как-никак она главный писатель нашего времени, независимо от жанра и даже, вы не поверите, от художественного качества, хотя оно у неё в большом порядке. Она написала Евангелие XXI века, в очередной раз пересказав самый великий — и, замечу, самый читаемый, потому что он порождает сплошь бестселлеры, — миф мировой литературы. Но Роулинг добавила к этому мифу важные новые акценты, ибо всякий раз, возвращаясь к нему, человечество привносит коррективы, приспосабливая этот сюжет к эпохе. И то, что разглядела Роулинг, даёт нам для самопознания уникальные возможности.
Её биография — эталонная история успеха, словно её сочинял некто, заботящийся о наглядности. Как и Гарри Поттер, она родилась 31 июля (только на 15 лет раньше — в 1965 году). Её родители познакомились, когда им было по 18, — в поезде, и это тоже задаёт важный лейтмотив её судьбы. Они направлялись в Арброт с вокзала Кингс-Кросс, который впоследствии стал всемирно известным порталом в магический мир: с платформы 9 3/4 можно уехать в Хогвартс. По дороге Питер Джеймс Роулинг предложил озябшей Энн Волант своё пальто (вы не ошиблись, Волан де Морт унаследовал фамилию роулинговского деда по материнской линии, вполне приличного человека). Год спустя 19-летние родители Роулинг поженились (надо полагать, по залёту, как это у нас называется), родилась она, а два года спустя — её сестра Диана. Джо, как называли её родители (полным именем — Джоан, — только когда ругали), с детства сочиняла, много читала, предпочитая и в отрочестве литературу сказочную или фантастическую, на которую столь щедра британская словесность. Ещё её вдохновляла биография американской левой журналистки, антифашистки и одно время даже коммунистки Джессики Митфорд, в честь которой она даже назвала дочь; правду сказать, и сама Роулинг — человек весьма левых взглядов, сторонница и спонсор всякой социальной активности, и Гермиона Грейнджер — создательница правозащитной организации ГАВНЭ (Гражданская ассоциация восстановления независимости эльфов) — в этом смысле срисована с неё. В оригинале ассоциация называется SPEW — Society of the Promotion of Elfish Welfare. Страсть к подобным ироническим аббревиатурам применительно ко всяким левым затеям осталась у Роулинг по сей день — в «Смертельной белизне» против олимпиады в Лондоне возражает организация «ОТПОР», в которой, правда, очень неприятный лидер.
Впрочем, Роулинг утверждает, что есть у них и другие сходства — некоторое ботанство, в частности. Она не пользовалась в школе особой популярностью, но училась очень хорошо. При этом, как всякий нормальный подросток, она прошла рок-стадию и панк-стадию, о чём, не особенно стесняясь, рассказывает в интервью. Когда Роулинг было 15, её матери поставили диагноз «рассеянный склероз», с которым она прожила больше 10 лет, то добиваясь ремиссии, то снова теряя подвижность и речь. Вероятно, болезнь матери и ссора с отцом (с ним она теперь не общается) были главными факторами, повлиявшими впоследствии на атмосферу «Гарри Поттера», мрачноватую для детской саги.
После окончания Эксетерского университета, где она изучала европейские языки и классическую филологию, Роулинг устроилась на работу в «Международную амнистию», и это тоже важная характеристика её мировоззрения. Вскоре она с первым бойфрендом переехала в Манчестер и опять-таки в поезде — из Манчестера в Лондон — внезапно изобрела сюжет про мальчика, который не знает, что он великий волшебник. Ехать было долго, четыре часа, поезд всё время останавливался — дорогу там чинили или что, — и возблагодарим этот поезд, потому что за это время она успела всё придумать. Приехала бы в Лондон раньше — и отвлеклась, но тут вагон был битком, деваться некуда, и все основные сюжетные узлы будущей саги она сочинила здесь, стоя в давке и развлекая себя по мере сил детскими фантазиями. Идея ей сразу же показалась очень значительной. Ей кое-что хотелось записать, но ручки не было, а попросить она стеснялась. Она говорила потом, что многие из тогдашних замечательных придумок забылись, а то бы уж она размахнулась! (Пушкин вспоминал, что сцену у фонтана из «Бориса Годунова» начал импровизировать в полях, на лошади, и когда записал — всё получилось хуже; представляете, что бы это было, запомни он тот первый вариант!). Тем же вечером она взялась за первый том — «Гарри Поттер и философский камень», причём окончательный текст не имел ничего общего с тем летним наброском 1990 года. Круглые очки и фамилия достались Поттеру от Яна, товарища Роулинг по дошкольным играм. Но вы ведь всё это знаете?
Вы наверняка помните, что с 1990 до 1997 года Роулинг считала себя «самой большой неудачницей из всех, кого знала». Что она уехала работать в Португалию, там неудачно вышла замуж и год спустя сбежала обратно в Лондон с маленькой дочкой на руках (по некоторым сведениям, муж её поколачивал, а потом выгнал; он приезжал потом просить прощения, пытался отобрать дочь — Роулинг пришлось прибегнуть к полицейской защите). Что с 1993 года она жила в Эдинбурге, где работала её сестра. Что многие главы первой книги написаны в кафе, куда она приходила с дочкой — потому что дочка лучше всего засыпала на прогулке, — и вы даже, очень возможно, бывали в кафе Nickolson's, где есть теперь мемориальная табличка (владельцем этого кафе был муж роулинговской сестры Дианы). Тысячи писателей едут туда присесть за тот самый столик у окна — в надежде написать бестселлер; лично я там был и даже съел «Хаггис», очень недурной. Это такой шотландский пудинг из требухи с крупой, воспетый еще Бернсом. Не знаю насчёт бестселлеров, а удовольствие я получил.
А потом, когда в 1995 году книга была закончена, начался период редакционных отказов — их было 12, и лишь на тринадцатый раз ей повезло (трудно проверить теперь, апокриф это всё или действительно её судьба полна волшебных совпадений). Её агенты отправили текст в Bloomsbury — тогда сравнительно небольшое издательство с годовой прибылью около 10 миллионов долларов и специализацией на беллетристике и детской литературе (через четыре года сотрудничества с Роулинг прибыль достигала 100 миллионов в год). Книгу выцепил сорокатрёхлетний редактор Барри Каннингем, он выписал Роулинг аванс в 1.500 фунтов и предрёк большое будущее. У Каннингема тоже оказалось хорошее будущее: уже в 2000 году он открыл собственное издательство Chicken House. А дальше понеслось — «Гарри Поттер» стал самой продаваемой франшизой в истории книгоиздания, Роулинг превратилась в одну из богатейших женщин Британии (и самую влиятельную, по оценке ведущих редакторов на 2010 год). Поттеромания охватила мир, в 2000 году она добралась до России, и «Росмэн» купил первую книгу. Для маркетингового исследования был напечатан пробный тираж — 2.000 экземпляров в простой чёрной обложке. Весной 2000 года меня вызвал наш главный в «Собеседнике», Юрий Пилипенко, чьё чутьё на всё перспективное давно уже известно коллегам, и сказал: по этой книге скоро будут сходить с ума, это реально великая литература, читай. У меня была своя таргет-группа — десятилетняя дочь, которая проглотила первый том «Поттера» за ночь и повторила вердикт главного. «Поезжай в Англию, — сказала она, — и привези мне продолжение». Только тогда я прочёл сам и сказал — да, очень мило, такая себе Несбит (и тоже не ошибся — Роулинг её ценит), но посмотрим, что там дальше, и вообще не факт, что это большая литература. На презентацию пятого тома меня отправили в командировку в Лондон, весь город ходил в колпаках и с мётлами, а в полночь, когда начались продажи, меня чуть не сплющили в очереди; на клипере «Катти Сарк» была устроена детская викторина на знание вселенной Гарри Поттера, и выиграла её русская девочка, которую мать привезла из Питера. После первых страниц четвёртого тома — «Гарри Поттер и кубок огня» — я наконец примкнул к уверовавшим: да, ребята, это литература первого ряда. А после той сцены седьмого тома, где Гарри в момент своей как бы смерти встречается с Дамблдором в как бы вокзальном помещении, слыша всё время какой-то плач, а это плачет в нём часть души Волан де Морта, — мне вообще стало понятно, что Роулинг гений, нормальный такой гений, и я её пожизненный фанат. И разбирать вместе с детьми, как она это сделала, — одна из интереснейших филологических задач, которые мне приходилось решать.
2
Только ленивый не писал о евангельских коннотациях и параллелях «Гарри Поттера», некоторые из них просто очевидны — Роулинг вообще откровенный писатель и своего инструментария не прячет. Скажем, рождение Гарри Поттера тоже сопровождалось пророчеством — и избиением младенцев, ибо Волдеморту предсказали, что на исходе седьмого месяца родится волшебник, равный ему и своей силы не сознающий. Кстати, в Роулинг есть нечто от Сивиллы Трелони: когда она начинает пророчествовать, то сама не понимает, откуда к ней приходят слова и что она, собственно, говорит. У Сивиллы вдруг откуда ни возьмись прорезается грубый мужской голос. Роулинг в обычной, реалистической своей прозе — которую иногда даже ставит выше сказочной — не поднимается выше хорошего среднего уровня; иногда это отличная проза — и всё-таки мейнстрим, так умеют многие. Но когда она начинает выдумывать волшебные вещи, равных ей нет. Этот талант, судя по двум первым сериям новой франшизы («Фантастические твари»), никуда не девается и даже крепнет.
Молния нового Евангелия ударила в неё случайно: сработала, конечно, её прекрасная филологическая подготовка, начитанность, знание европейской истории, латыни, даже алхимии (на начальном уровне), но на саму схему Роулинг набрела интуитивно, ничего такого не имея в виду. Дело в том, что все мировые бестселлеры написаны на один сюжет, решительно все — от Евангелия до приключений Шерлока Холмса. Человечество, рассказывая одну и ту же историю странствующего шута-плута-проповедника, понимает про себя что-то самое главное, и нам важно даже не то, в чём Роулинг следует традиции, а то новое, что она в эту историю привнесла, те принципиальные моменты, которые добавило в неё именно наше время. Это единственное зеркало, в которое человечеству дано посмотреться.
Перечислим бегло те семь неизменных черт, которые в этой истории воспроизводятся.
Она всегда выдержана в жанре высокой пародии, то есть использует и травестирует классические образцы — поскольку само учение главного героя (или та идея, которую он несёт в мир) всегда основана на ироническом переосмыслении действующих законов. Евангелие — высокая (то есть не снижающая, не издевательская) пародия на Ветхий Завет; «Гамлет» — жестокая пародия на хроники Саксона Грамматика, в которых Амнет как раз не рефлексирует и жестоко всех побеждает. Дилогия о Бендере — пародия на всю литературу Серебряного века. «Гарри Поттер» — пародия на всю британскую литературу о сиротках, побеждающих зло, на «Джейн Эйр» и всего Диккенса плюс на огромную литературу о британских закрытых школах.
2. Герой является трикстером, то есть носителем прогресса, как доказал Марк Липовецкий, и всегда проповедует некую модернистскую идею, смягчающую и улучшающую нравы. В случае Поттера это идея, которую сама Роулинг формулировала неоднократно: в жизни необходимо делать выбор между простым и правильным, время простых решений и врождённых признаков закончилось, нельзя уважать себя за факт рождения в определённой семье и местности. Пришло время полукровок (и даже грязнокровок); человек ценен и важен тем, что он сам из себя сделал.
3. Герой непременно умирает и воскресает, и это можно было предсказать уже с середины семитомника (я предсказал на третьей книге). Связано это с тем, что трикстерская сага обычно пишется в тёмные века, и герой одновременно напоминает о прекрасном прошлом и обещает будущее. Христос появляется во время упадка Рима, между Античностью и Возрождением; Гамлет между Возрождением и Просвещением; Холмс — между Просвещением и модерном. «Гарри Поттер» пришёлся на холодную войну, на торжество хаоса и обскурантизма, столь заметное сегодня во всём мире — особенно в России, в Штатах, в Британии. Вы спросите, а где же воскресение Гамлета? В самой жанровой природе пьесы: он умер, встал, раскланялся. Про Рейхенбахский водопад Холмса и воскрешение Бендера можно не вспоминать; черты трикстерского героя есть и у Штирлица.
4. У героя непременно проблемы с отцом (и с семьёй в целом), потому что истинный его отец — Бог. Отец героя либо призрак, либо турецкоподданный, о котором ничего не известно; отец присутствует, но незримо, и функция его скорее символическая.
5. Рядом с героем не может быть женщины (или она играет чисто служебную, тоже символическую роль). Причина в том, что этот герой всегда рушит мир, трансформирует его, а женщина, напротив, лепит гнездо. Пока Пер Гюнт, Уленшпигель или Насреддин странствуют — Сольвейг, Неле и Гюльджан ждут дома; они прекрасно справляются с ролью символа вечной верности, но попробуйте представить их рядом с героем, в бедствиях странствия! Именно поэтому любовная линия в саге о Поттере — самая слабая; Джинни Уизли не успевает вырасти в полноценного персонажа — и не могла бы. А Гермиона закономерно достаётся Рону.
6. У героя обязательно есть Глуповатый Друг: апостолы у Христа, Санчо-Пансау Дон Кихота, Ватсон у Холмса — это возможность для читательской самоидентификации; мы смотрим на него их глазами, разделяем их недоумения и постепенно вместе с ними догадываемся о миссии. У Роулинг это Рон Уизли.
7. В этом сюжете не обязательно, но почти всегда есть предатель, Иуда, двойной агент. И его наличие в евангельском сюжете говорит о человечестве нечто очень важное, поскольку именно вокруг этого предателя и разыгрываются главные страсти. Тенденция эпохи состоит в оправдании Иуды. Это происходит с начала XX века — у Гедберга Тора, у Леонида Андреева, потому что жить в сознании, что человечество предало Христа, невыносимо. Наверное, у Иуды были свои мотивы. Может быть, его обижали в детстве, а может быть, он как раз любил Христа больше всех и помог ему осуществить миссию. Ко всему арсеналу этих оправданий прибегает Роулинг, изображая Снейпа. Именно Снейп — самый неоднозначный и самый интересный персонаж семитомника, все люто хотят заполучить в ролевых играх именно эту роль, и дело даже не в том, что в фильме его играл Алан Рикман, большой актёр и любимец всех детей на площадке, — а в том, что там есть что играть. Сказал же Хабенский, сыграв Клавдия, что эта роль интересней Гамлета. Снейп, безусловно, искренне любил Тёмного лорда и желал служить ему. Снейпа спасла любовь к Лилли Поттер, и на сторону Дамблдора он перешёл только потому, что тот ему пообещал защитить любимую; он любит её, несмотря на то, что она вышла замуж за главного его мучителя, — а папа Поттера вёл себя со Снейпом не лучшим образом, и вообще банда мародёров, как они себя называли, состояла из людей талантливых, но не слишком благонравных. Короче, Снейп не злодей, он убил Дамблдора по его личной просьбе, он сам погиб, и вдобавок у него тот же патронус (лань), что и у Гарри Поттера. Но мне этот персонаж непобедимо противен, и сама тенденция оправдывать двойных агентов не слишком приятна. Проблема в том, что Роулинг не всегда пишет по собственной воле — ей как бы диктуют, и она видит то, что ещё не до всех дошло. Боюсь, что, по крайней мере, пять тенденций цикла о Поттере вносят существенный и не самый приятный вклад в самопознание человечества.
Во-первых, ни одна битва сегодня не может быть выиграна без такого перебежчика, и я с особым филологическим любопытством — как-никак эволюция метасюжета интересует меня больше всего, ибо по ней действительно «что-то видно», — слежу за борьбой Навального с Кремлём. Кто из сислибов тянет на Снейпа? Кириенко? Кудрин? Сурков, который больше всего похож на этого персонажа по антуражу, но, думается, далеко не дотягивает по глубине? Кто-то должен быть, без него эту игру не выиграть. Со своей стороны и в стане Навального обязан быть свой Петигрю, в последнее время они начали понемногу расчехляться, но это только предвестия будущей бури.
Во-вторых, Роулинг догадалась о том, что и сам вождь добра не без греха; сегодня не выживет чистое добро, потому что оно обязано содержать крестраж Тёмного лорда. Это делает его неуязвимым. Нет беспримесных героев и злодеев — в каждом герое есть своё злодейство, которое резонирует с Абсолютным злом и даёт шанс понять его, догадаться о его намерениях. Чтобы победить злодея, надо быть немного им.
В-третьих, время Гриффиндора уходит, и на первый план выходит Слизерин. Роулинг точно почувствовала, что в основе успеха всякой эпопеи — четыре темперамента, как в случае с мушкетёрами, и евангелистов тоже было четверо; холерики-гриффиндорцы, чей негласный девиз — отвага и слабоумие, своё дело сделали. Сын Гарри Поттера определён Шляпой в Слизерин, и это не просто прихоть рассказчицы. Слизерин не зря делается главной силой эпохи, как Арамис не просто так пережил всех друзей; сангвиники-пуффендуйцы и флегмати- кикогтевранцы ещё скажут своё слово (и не зря из Пуффендуя происходит Ньют Саламандер, герой приквела), но сейчас время Слизерина. ХИТРОГО Слизерина, который никогда не действует в лоб, который страшно самолюбив и амбициозен, который состоит со злом в ещё более тесном родстве и особенно продвинулся в изучении тёмных искусств.
В-четвёртых. Я люблю на лекциях спросить детей, в чём главная разница между евангельским сюжетом и мифом о Поттере. И поскольку дети сейчас умные, они иногда догадываются. В евангельском сюжете Сатана лично не участвует. Христос видел его низверженным с неба, Сатана искушал его в пустыне. Но Сатана напрямую в Евангелии не действует — он открыл лицо в последний век, и все мы это лицо увидели. О том, как он был низвержен, свидетельства у нас тёмные, разноречивые — многие вообще считают, что Господь с самого начала готовил себе противника и всё происходит по его замыслу. Несомненно одно: после первого своего поражения Сатана собрался с силами и теперь явился лично. Долгое время он прятался по крестражам, а теперь мы его видим воочию. Он явился в образе фашизма (Первая магическая война), теперь предстал в образе, наверное, ИГИЛа, запрещённого в России, понятное дело. Вторая магическая война в мире Хогвартса случилась в девяностые, но наш мир несколько отстаёт от магического, так что нам новый Армагеддон предстоит переживать вот примерно сейчас. Как говорил доктор Дымов, «этим пахнет».
И в-пятых. Эта битва будет происходить в Хогвартсе, то есть вести её будут дети, и именно дети станут её главным объектом. Всё делается из-за них, зависит от них и коснётся их в первую очередь. Я не знаю, почему это так. Пока, к сожалению, эти закономерности предстоит нам постигать гадательно либо эмпирически. Но это так, и потому я сегодня уделяю преподаванию больше времени, чем литературе, а главная книга наступившего столетия пока детская.
3
Вы спросите: неужели для вас так реален магический мир Роулинг? Да что вы, любой ребёнок ориентируется в нём лучше меня, я не всё помню, я даже подозреваю, что сама она в этих пяти тысячах страниц и трёх сотнях персонажей сегодня путается. Не может один человек держать всё это в голове. Но для меня этот мир серьёзен, а свидетельства Роулинг авторитетны. Потому что у человечества есть один инструмент для самопознания — мифология и, как разновидность её, литература. В конце концов, великие эпосы прошлого тоже сочиняли конкретные люди. Для меня Роулинг стоит в одном ряду с Шекспиром и Сервантесом. Ей случайно удалось запечатлеть главные обстоятельства борьбы добра и зла на новом этапе; ей удалось отрефлексировать и предсказать определяющие черты нового времени — к таким пророкам стоит прислушиваться, сколь бы заурядными и даже неудачливыми ни выглядели они в молодости, сколь бы простым и незатейливым ни выглядел их моральный облик в зрелости. Джоан Роулинг — обычная англичанка средних лет, миловидная, состоятельная и счастливая во втором браке. Но она гениальный писатель, такое бывает. В этом есть и её собственная заслуга, но не главная. Главное — она не помешала Богу ей продиктовать новые скрижали.
Обращение её к тридцатым годам, к эпохе Первой магической войны и, соответственно, к фашизму, — естественная вещь, потому что осмысление этого периода только начинается, как свидетельствует о том клип «Рамштайна» Deutschland, вызвавший такую бурю во всём мире. У нас, положим, этого осмысления боятся, прячутся от него за сакрализацию войны — но когда-нибудь и нам придётся осмысливать XX век, устанавливать историческую правду и открывать источники. И то, что Роулинг сегодня пишет историю Гриндевальда, — внушает и страх, и надежду. Пока это пятикнижие не опубликовано и даже не закончено, говорить о замысле в целом невозможно; но уже сегодня ясно, что зло, противостоящее нам в новом веке, ничуть не милосерднее, а может, ещё и страшнее. Гриндевальд — порождение европейской культуры, её болезненный зигзаг, своего рода раковая опухоль национального духа, и не зря в его биографии так много параллелей с немецкой историей прошлого столетия. То, что противостоит нам сегодня, вообще не имеет никакого отношения к древним корням: это чистое, самодовлеющее зло, без правил, целей и принципов, чистое наслаждение мерзостью, зло, которое ни перед чем не остановится, зло, у которого много союзников в Европе, Америке и России. Оно ещё не поднялось в полный рост. Но отделаться от поединка с ним мы не сможем, и прятаться некуда.
Особенно интересна, на мой взгляд, её догадка про обскуры — она не перестала изобретать замечательные метафоры, сказочные ходы с глубокой подоплёкой. Обскур — это маг, которому запретили колдовать; одарённый ребёнок, чью одарённость стараются закрепостить, и она страшно мстит, вырываясь наружу катастрофами. Европа в начале XX века запретила себе всё чудесное, отдавшись на милость рационализму, голому материализму без надежды на чудо; запрещённая вера вырвалась наружу чудовищным фантомом, предложив вместо христианства новый магизм. Это болезненное отклонение человечества от его путей, и без осмысления этого вывиха нам не двинуться дальше. Похоже, весь XX век был своего рода обскуром, и возвращение к христианству — пусть и в фэнтезийной книжке — обещает нам избавление от этого морока.
При этом будем иметь в виду, что Роулинг — политический писатель, и новый её роман «Смертельная белизна» (из цикла о сыщике Корморане Страйке) — тому яркое свидетельство. Это не самая сильная её книга, вопреки её собственному мнению, но это как раз вещь естественная: Дойл тоже надеялся, что его исторические сочинения смогут затмить Холмса, и Сервантес относился к своему пародийному роману поначалу снисходительно, а ценил, допустим, «Галатею». Это потом успех «Дон Кихота» доказал ему, что иногда пародия серьёзней пасторальной гуманистической утопии. Роулинг думает, что её детективная сага со временем сравняется в смысле популярности с детской — ну, посмотрим. На самом деле детективный сюжет в «Белизне» как раз довольно примитивный, а интересен там именно политический фон. И тут мы вспоминаем, что в «Гарри Поттере» тоже две главных локации: одна — Хогвартс, а вторая — Министерство магии. В описании магической бюрократии Роулинг язвительна и изобретательна, как Диккенс в описании британской судебной машины; вообще это традиция британской прозы — благородная, неравнодушная политизированность. Киплинг, при всём богатстве его красок, был певцом империи; Уайльд был её врагом, как и положено ирландцу; Шоу был честным и даже трогательным леваком, и Роулинг тоже весьма неравнодушна к современности. Брекзит она назвала Dumbassery, то есть идиотизмом, и прямо написала в твиттере: всякий раз, мол, как я выхожу из писательского кабинета, я не могу не видеть нарастающей глупости вокруг меня. Её оппонент, Арон Бэнкс, который топил за Брекзит, написал, что упоминание о кабинете кажется ему ужасно pretentious. На что Роулинг ответила ему по-русски, прозрачно намекая на связь фанатов дезинтеграции с Россией: «Ага, зато этот человек скромный аж некуда — деньги вкладывает не в писательские кабинеты, а в дорогие ланчи с подозрительно богатыми россиянами».
Я очень рад, что ей не нравится Брекзит. Я очень рад, что она примерно понимает, с какими силами имеет дело, и ещё более рад, что она интересуется русским. Да это и было понятно — не зря у неё появляется Антонин Долохов, явно списанный с толстовского персонажа. Мне нравится, как она изображает магическую бюрократию, — и ещё больше нравится, как в «Смертельной белизне» выглядят министры Британии реальной. Неравнодушие к политике в писателе всегда привлекательно — именно потому, что настоящий писатель не может равнодушно смотреть на ложь и спекуляцию, не может поддерживать подонков, жонглирующих высокими словами. В этом есть что-то от старой доброй Британии, от добрых нравов, от fair play — сегодня мало что об этом напоминает, и Роулинг молодец, что не брезгует обращаться к этой самой современности. Она правильно поняла, что бороться сегодня надо за детей — в их среде она уже победила; осталось подождать, пока эти дети вырастут и спасут мир, если только мы не позволим кинуть их в жерло Третьей Магической войны.
Сейчас Роулинг живёт в пригороде Эдинбурга со вторым мужем Нилом Майклом Мюрреем, 16-летним сыном и 14-летней дочерью от второго брака (старшая дочь живёт отдельно, ей уже 23). Она — первая женщина, по мнению Forbes, которая заработала миллиарды исключительно литературным трудом. Она для меня — своего рода патронус. Когда у неё была клиническая депрессия — а Роулинг вообще к ней склонна, как многие одарённые, ранимые и мнительные люди, — она выдумала дементоров: существ, вытягивающих из вас душу. Именно они — стражники Азкабана, в котором человек стареет и неузнаваемо меняется. Так вот, когда тебя осаждает дементор, отнимая у тебя способность радоваться жизни, — надо вызвать воспоминания о патронусе, и злобная тварь отступит. (Хорошо помню, кстати, как однажды мы всей семьёй ехали из Крыма на машине — и под Курском в фары стали попадать вертикальные столбы тумана: «Дементоры, — завопил Андрюша! — Дементоры!» Я ужасно рад, что мир Роулинг, в котором он рос с детства, для него совершенно реален.) Так вот, дементоры, случается, вольно бродят по российским просторам, и когда они подступают ко мне — я в числе нескольких своих патронусов вызываю Роулинг. Мало кто доказал нам с такой убедительностью, что добро всегда побеждает; что дно, на которое вы опустились, может стать твёрдым фундаментом, на котором вы построите свою жизнь; что, как сформулировала она же, на свете существуют упорный труд и волшебный успех, и первое часто приводит ко второму. Роулинг — одно из немногих свидетельств того, что в мире по-прежнему есть старые добрые правила и неотменимые чудеса, и даже если сегодняшняя Россия выглядит полным Дурмстрангом — это не окончательно и не навсегда.