— Я, наверное, зря к вам пришла. Вы скажете, что это я сама во всем виновата. Мы с ним к психиатру ходили, он так и сказал: вы должны его эмоционально принять. И книжку посоветовал, я ее потом купила, специально ходила в книжный магазин на площади Восстания. И подруга говорит: ну чего ты пойдешь, она тебе хвост накрутит, ты же еще и виноватой выйдешь и больше расстроишься — сейчас дети никому ничего не должны, а родители — всегда и всем. Мы не так росли, но что ж поделаешь. Мы здесь приписаны, к этой поликлинике, квартира у нас тут, а живем в области сейчас, но тоже в городе, не в деревне.
— Послушайте, но вы же уже пришли, — резонно, как мне показалась, констатировала я. — Тем более, если я вас правильно поняла, не вышли из соседнего дома, а приехали из области. Исходя из этого, давайте вы мне все-таки расскажете что-нибудь конкретное. Например, какие у вас претензии к вашему сыну. Только скажите сначала, как его зовут, сколько ему лет и все такое.
— Да-да, конечно! — заторопилась женщина. — Зовут Мишка, Михаил. Лет пятнадцать, недавно исполнилось.
— Ваша семья…?
— Мы много лет с Мишкой вдвоем жили. До того — с моей мамой. А сейчас я уже два с половиной года как замуж вышла. Втроем мы живем.
— Как сложились отношения Миши и отчима?
— Сначала вроде все хорошо было, а сейчас — ужасно.
— Опишите подробнее это «ужасно».
— Ну… ругается он на него. А тот огрызается.
— Из-за чего конфликты?
— Из-за всего.
Приехали. Я решила зайти с другого конца.
— А какие у вас с Мишей отношения?
— Ужасные.
— А как у него в школе?
— Ужасно.
Что ж, надо признать, что разнообразия не получилось.
— Давайте тогда так. Вы сейчас подробно изложите, какие претензии к Михаилу у вас и у вашего мужа. Когда и как они возникли и как долго это продолжается.
— Ага, — женщина явственно оживилась. — Возникло оно, наверное, давно, еще когда мы с моей мамой жили. Она все за него делала, а мне это было даже удобно: он всем доволен и не орет. Я очень хотела ребенка, даже с мамой тогда поругалась: она мне говорила, что у меня с тем, ну, с отцом Михаила, не выйдет ничего. Оно и не вышло… но я все равно хотела рожать! Не чтоб его привязать, а потому что ребенок! Мой! Мы с ним маленьким очень хорошо ладили, сейчас и поверить трудно. Гуляли долго, ходили везде, он спрашивал много, я даже удивлялась — многое и не знала, что ответить, у меня же после школы училище только торговое, я и сейчас в нашем городке по специальности работаю — продавцом, на самом деле мне с людьми нравится: всех знаешь, и тебя знают, и приветливо так, хотя все говорят, что это работа тяжелая, наверное, оно и правда так, да я же другого не знаю, мне кажется, вот директором работать куда тяжелее, потому что отвечать за других надо и деньжищи какие крутятся… Мамина тетя потом умерла, мы с мамой за ней ухаживали в конце, и вот квартиру она нам оставила, мы с подругами по училищу ее сами отремонтировали красиво (из нас одна потом специалистом по отделке квартир стала — она нами и руководила), и мы с Мишкой туда и переехали. И стали жить. И вот тогда, через год где-то, я впервые и подумала: что-то с ним, наверное, не так.
— Что именно «не так»? Опишите, на чем конкретно в быту основывалось это ощущение?
— Ну, он ничего особенно не хотел. Учиться в школе многие не любят, я и сама не любила, но мне всегда было страшно: двойку получить, учительница ругаться будет, мама меня будет стыдить. А ему — и не страшно, и не стыдно. Не усадишь за уроки — пойдет с несделанными. Получит двойку — пожмет плечами: ну двойка, ну и что? Если не заставишь помыться, поменять белье, переодеть брюки с пятном, так и будет ходить в грязном. Да, собственно, ничего и не изменилось — он и сейчас такой.
— А друзья у Миши были? Есть?
— Да я не знаю, можно ли это назвать друзьями. Он не одиночка, нет. Какие-то рядом стоят, ходят, говорят, в игры играют. Но мне кажется, что им всем друг на друга по большому счету наплевать. Я говорила, что он маленький много вопросов задавал? Так вот, потом и сейчас всего один вопрос остался: а зачем? Что бы я ему сейчас ни сказала, он мне: а зачем? «Выключи компьютер, садись за уроки!» — «А зачем?» — «Прибери бардак в комнате!» — «А зачем?» — «Пойди помой ноги». — «А зачем?» — «Пойди помоги Алексею (это отчим, у нас большой дом, не совсем законченный, там много чего нужно делать)». — «А зачем?» И еще «сейчас», чтобы отстали. Но «сейчас» у него значит «никогда». Вы пластинки, ну, которые с музыкой, помните?
— Я? Ну еще бы. Странно, что их помните вы.
— У маминой тети покойной был проигрыватель и набор пластинок. Очень старых даже. Я ей их все время ставила, когда она совсем болела уже. Да мне и самой нравилось. И вот там, если пластинку не на ту скорость поставишь, тогда не музыка получается, а она так делает: ввва-а-а, ква-а-а-а, ва-а-а-а… Вот мне иногда кажется, что Мишкина жизнь как вот такая пластинка замедленная крутится. Я тогда к врачам пошла: может, его можно, ну, ускорить как-то? Они мне все витамины прописывали, а потом вот к психиатру послали, к детскому. А он с ним двадцать минут поговорил, а потом мне сказал: с ним все в порядке, это вы сами во всем виноваты, что он такой, вы его не так любите, вы должны его эмоционально принять. А он, знаете, это услышал и даже книжку той психологички прочел, и потом нам из нее цитировал, как мы его должны принять и как с ним разговаривать. Потом уже мой муж эту книжку однажды в компостную яму выбросил…
— Алексей по профессии кто?
— Строитель, дома строит, в основном загородные, с коммуникациями. Я же никогда до того замужем не была. И знаете, это… ну очень здорово, когда рядом есть кто-то, на кого можешь положиться. И любить, и тебя любят. То есть у меня, конечно, всегда было — подруги, и мама… Но это — совсем другое. Вы понимаете?
— Конечно, понимаю. Ваш брак оказался удачным. Так?
— Так… Да не так! — женщина с досадой ударила кулаком по ладони. — Сейчас все трещит. Мишка ему говорит: ты мне никто и указывать не можешь. И приказывать тоже, я тебе не нанятый… И он же не делает ни черта! Поест и посуду грязную на столе оставит. Носки вонючие снимет и бросит. По дому, во дворе, в огороде — здоровый же лось! — сто раз надо сказать, пока снизойдет и кое-как, тяп-ляп, потом иногда думаешь: да лучше бы и не брался… Алексей и бесится, и меня жалеет, а иногда уже и скажет в сердцах: ну как же это вы такого никчемного воспитали! Вы же с матерью прекрасные совершенно женщины, добрые и работящие, как же это он такой получился? То есть и у него как у того психиатра: я одна во всем виновата! А что я? Я его любила и растила как умела.
— А теперь любите?
— Не знаю. Иногда кажется — ненавижу. Меня же еще из школы дергают, экзамены там у них, а он и там ничего не делает. У нас ор дома все время — хорошо соседи далеко, не за стенкой, милицию не вызовут.
— А чего Миша делает-то целыми днями?
— Да в компьютере или в телефоне сидит. Если компьютер вырубить, может и книжку почитать, и музыку послушать, с друзьями к торговому центру пойти. Привычек вредных у него нет, он, кажется, даже не курил никогда и ест только здоровую пищу, чипсы там или кока-колу — ни-ни, это вредно! А меня это почему-то только еще больше бесит! А уж если он сейчас наши с Лешей отношения разрушит… Я Мишку просила со мной поехать, думала, может, вы ему чего скажете. Он сказал: у меня по жизни проблем нет, тебе надо, ты и езжай, там тебе то же скажут, что в той книжке было, которую твой муж в компост выкинул… Когда он такое говорит, я иногда сама себя боюсь, а потом думаю, что все правы: я уродка, я виновата!
Я оказалась в затруднительном положении. Женщина впервые в жизни нашла свое личное счастье и очень боится его лишиться. Ее сын, может быть, с легкой неврологией, но в целом типичный представитель поколения «детей надо любить, уважать их личность и все такое». Не поставленные границы в 15 лет ставить невероятно трудно и рискованно для всех участников. Действовать надо здесь и сейчас. Опять пересказывать ей что-то, современно-тонко-психологическое, написанное в «книжке из компоста» — только время терять.
— У вас кошки были? — спросила я.
— И сейчас есть два кота, приблудились на участок зимой, — удивилась она. — А что?
— А в квартире, в детстве?
— Жила старая мамина кошка много лет, мы ее забрали, когда мама в больнице лежала, а потом она так у нас и осталась до смерти, Мишка упросил.
— А котята у нее были?
— Еще когда я в училище училась, сбежала она, а потом окотилась, ага. Такие хорошенькие! Я потом их всех девчонкам на курсе раздала, а одного даже учитель по товароведению себе взял. А чего это вы спрашиваете?
— Вы когда-нибудь чего-нибудь хотели от этой кошки? Ну чтобы она сделала чего-то?
— Кошка? Сделала? Да с какого перепугу?!.. Ну… Она у нас все годы ссалась время от времени на коврик у двери, ну я б хотела, конечно, чтоб она перестала, да что ж тут поделаешь… меняли раз в год коврик, и все.
— А когда вы котят людям из училища раздали, она как?
— Искала их до вечера, бегала, мяучила. А потом успокоилась, легла к маме на кровать и проспала двое суток подряд. Устала она с ними, их пять штук было, много… Да к чему вы это все?!
— Чтобы спасти ваш брак с Алексеем и улучшить атмосферу в доме, вы станете кошкой. И Мишка станет кошкой.
— Как это?!
— Первое. Вы станете относиться к нему как к той старой кошке. Живет и живет рядом с вами. Миска, лоток, подстилка, ошейник от блох, если надо — к ветеринару. Коврик раз в год — менять. Подходит, мурлычит — хорошо, захотите — погладите. Не подходит — и ладно. Сами вы к ней небось никогда не лезли.
— Не лезла, — с ошеломлением во взоре подтвердила моя посетительница. — Да она и лапой с когтями могла, если что не по ней. Мишка вечно расцарапанный ходил.
— Второе. Вы сами станете этой кошкой. У вас есть котенок. Вы его дорастите еще два-три года и выпустите в мир. Спокойно и равнодушно. Армия, потом жилье у Мишки есть, как я понимаю — и вперед. То есть вы, конечно, побегаете до вечера, помяучите, а потом заснете от усталости, проспите двое суток, проснетесь как ни в чем не бывало — и живем дальше. Все, точка. Не усложнять. Алексею и самому Мишке в двух словах сообщите новый расклад, они должны понимать, что происходит и на что им рассчитывать.
— Но мы же люди, а не кошки! Должно же быть уважение, любовь к ребенку, понимание…
— Книжка — в компосте! Равнодушие в вашем случае лучше ненависти и ежедневных скандалов! — отрезала я. — Всем станет только лучше.
— Да? Ну хорошо, я попробую, как вы говорите, мне уже просто некуда деваться.
— Перед глазами все время — та ваша кошка. Она ведь полосатая была?
— Откуда вы знаете?!... Скажите, это все потому, что я продавщица, моя мать — нянечка в детском саду, а Алексей дома строит? Образования у нас…
— Нет, не поэтому. У вас прекрасные, укорененные в реальности профессии, которые вы к тому же любите. И я видела уже сотни таких же детей с хорошо образованными родителями. Идите.
***
Дело было перед Новым годом. Она бросилась ко мне в универсаме «Призма». Я ее не узнала.
— Мы — кошки! — гордо сказала она. — Вы мне велели стать кошкой. Помните?
Я вспомнила. «Все ужасно».
— Как ваша семья?
— Прекрасно. Я им так и сказала все в тот же день. Мишке сказала: больше так не могу. Помнишь кошку Ваську? Вот я теперь с тобой так же. Еще три года, а потом — все. И Алексею велела. Он удивился, но — если ты говоришь, это твой сын в конце концов… И все. Кошка и кошка. Мишка месяц, наверное, не верил. Но в школу ходил и сдавал как-то. А потом однажды все дрова нарубил, пока мы в Питер ездили. Алексей говорит: чего это он? — А я вас вспомнила и говорю: мурлычет! Погладь его!
— Где Мишка теперь?
— В колледже строительном, в этом году заканчивает. Хочет потом с Алексеем работать… — женщина вдруг пятнисто покраснела и выпалила: — Можно, я вам чего-нибудь куплю?
Я засмеялась и указала на красивую упаковку елочных шаров.
— Вот это! Я бы сама не стала покупать, а они мне нравятся.
Она схватила шары, глупо и счастливо засмеялась в ответ, а потом неожиданно громко мяукнула. Толстая покупательница шарахнулась от нас вместе с тележкой.