Запись выступления Дерри Хеннема The Fourth Industrial Revolution, Innovation and Social Inclusion - Why we need Democratic Education на конференции EUDEC, состоявшейся в Корфу, о. Крит, в августе 2018 года.
Столп первый включает в себя самонаправленное и самоуправляемое образование, образование без принуждения, соревновательности, обязательных тестов и страха провала, когда каждый ребенок учится управлять своим временем.
Наша цель – прекратить бессмыслицу в школе, готовящую к бессмыслице на работе. Мы, часть движения демократического образования, хотим создать школы, где дети думают, делают свой выбор, и перестать штамповать послушных рабочих и солдат. При этом мы должны расширить наше политическое и социально-экономическое видение. Итак, первый столп – задействованность учащихся в принятии решений.
Столп второй, не менее важный для развития устойчивых обществ на нашей планете, – это демократический процесс, лежащий в плоскости прав человека. Процесс, в котором каждый член школьного сообщества имеет равносильный голос, возможность участвовать в принятии решений. Процесс урегулирования споров посредством какой-либо формы судебного комитета или системы реституционного правосудия. Я могу назвать этот второй столп задействованностью учащихся в демократическом принятии решений.
В первую очередь, мы должны продолжать развивать и поддерживать полностью демократические школы и образовательные центры, выступающие “Пионерами возможности”. Речь идет о стремительно развивающихся, небольших, частных школах. Это не всегда будет случай Дании, где родители могут получить государственное финансирование для демократической школы. На данный момент Израиль выделяет деньги из государственного бюджета для финансирования демократических школ по типу Хадерской во главе с Яковом Хектом, который выступал ранее на этой конференции. Ходят слухи, что существует малоизвестный правительственный фонд в Нидерландах, созданный для финансирования неприбыльных проектов, который вскоре проспонсирует мощную сеть голландских демократических школ.
Эти “первопроходцы возможности” должны оставаться в рамках закона наших государств, хотя это трудно, и нам, возможно, придется защищать себя от действия закона. У нас уже есть некоторые успехи в этом направлении на примере Саммерхилл, когда агрессия инспекторов потерпела поражение в суде. В Нидерландах первоначальная враждебность голландской инспекции к модели Садбери привела к закрытию школы Де Кампанье, но после длительной борьбы и переговоров она была воскрешена в виде Новой школы в Хардервейке, которая в наше время используется для обучения тех же инспекторов. К сожалению, есть и мрачная сторона этой картины: закрытие успешной школы Амерзее Садбери, подтвержденное баварским судом на этой неделе. Мне нравится история, рассказанная болгарской группой на этой конференции: министр образования сказал, что “...все, что вы предлагаете, является незаконным, но все равно делайте это”. Смешно, но не без риска!
Вторая часть нашей работы принципиально важна: никогда не сдаваться в борьбе за изменение системы в государственных школах. Мы не сделаем глобальный переворот за одну ночь, но мы будем постепенно идти к нему маленькими шажками. Даже когда нам будет казаться, что за двумя шагами вперед следуют полтора шага назад. Почему? Потому что именно в государственных школах находится большинство детей!
Некоторые европейские системы лучше и легче поддаются демократическим изменениям. Финляндия, в которой ученики сами основали проект Демократическая школа в содействии с министром образования, и другие северные страны потенциально являются демократическими. Даже Швеция, на данный момент приходящая в себя после катастрофического с социальной точки зрения неолиберального эксперимента, печатает литературу для поддержки демократии в школах. Более типичными являются английская (у нас есть четыре разные образовательные системы) и греческая школьные системы, которые устойчивы к изменениям.
В Англии индустрия тестирования оккупировала школьную систему, и мы сталкиваемся с экспоненциальным увеличением проблем психического здоровья и случаев самоповреждения среди школьников, и это оправдывает использование термина “эпидемия”.
Показатели растут, когда школы открыты, и уменьшаются в каникулярный период. Мы собираемся тестировать четырехлетних детей, если правительство сможет найти тестирующую компанию, достаточно коррумпированную для проведения этого. Свидетельства ВСЕХ исследований в раннем возрасте показывают, что это бесполезно для будущего успеха в школе, но, безусловно, вредит уверенности в себе, благополучию детей. Таким образом, у нас есть детские сады, разделяющие детей на “быстрых”, “средних” и “медленных”. И, конечно, тестирование оказывает прогностический эффект на будущее детей, особенно тех, кто входил в число “медленных”. Творчество и искусство вытесняются из государственной учебной программы предметами STEM (Science, Technology, Engineering and Maths). Хорошая новость заключается в том, что сопротивление родителей растет.
Возможно, мне стоит упомянуть здесь “Кампанию 20%”, которую я и Яков начали на Мировом форуме Демократии ради Образования в Страсбурге в 2016 году. Идея проста: все государственные школы должны выделять двадцать процентов учебного времени, или один день в неделю, на работу с интересами учащихся и даже сотрудников. Почти все 2200 участников Форума проголосовали за идею, а те, кто не проголосовал, сделали это по причине “...двадцать процентов недостаточно!”.
Недавно я написал статью ко Дню Демократии в Англии, в которой доказывал, что молодым людям нужно время для размышлений, для поиска себя и своих интересов, но большинство государственных школ просто загружают учащихся большим количеством домашнего задания. “Кампания 20%” представляет школам “Безусловный базовый доход времени” – и, конечно, 20% – лишь начало! Идея была положительно воспринята не только участниками Форума, но также и представителями учительских сообществ. Следующий шаг – обсуждение этой темы с политиками в Англии. Я знаю, это может сработать. Я воплотил подобную идею в школе, где был заместителем директора, и, будучи инспектором, видел, как это работает в других школах. Государство все еще контролирует 80% учебного времени, поэтому последствия идеи могут быть революционными: она меняет отношения между учителями и учениками с авторитарных на договорные.
Мы должны разработать как можно больше таких “разумных” требований и быть готовыми к отстаиванию нашей позиции в национальной образовательной прессе. Мы должны настаивать на получении доступа к политикам. Это возможно, и я приведу пример позже в этом выступлении.
Оглядываясь назад, на мою работу учителем в государственной школе, я иногда спрашиваю себя: “Почему я беспокоился” в этой борьбе за школьную демократию? Вот некоторые из моих ответов:
Права детей – хотя я работал до появления Конвенции ООН о правах ребенка. Три “С” Джерома Брунера, описывающие природу молодого человека: Любопытство (Curiousity), Сотрудничество (Collaboration), Компетентность (Competence). И мое собственное убеждение, поддержанное психологами (Лоуренс Колберг, Питер Грей), в том, что многим важным вещам, таким как мораль, ответственность, права человека, демократия, справедливость и верховенство права, социальный и экономический предпринимательский подход, отношения, основанные на доверии и взаимном уважении, и, прежде всего, поиск и следование за своими интересами и страстями с целью создания собственной идентичности, можно научиться только на опыте.Мой собственный школьный опыт был таким, как описал Яаков в своем выступлении: “Почему вас интересует только то, что я не могу сделать, а не то, что я могу сделать и что меня интересует?”. Хотя, в отличие от Яакова, я мог пройти тесты, но они были утомительными и бессмысленными для меня.
Моим первым опытом демократического учреждения было терапевтическое сообщество в психиатрической больнице в 1960-х годах в Оксфорде. Вы можете сами определить, был ли я сотрудником или пациентом! Лечение заключалось в жизни в демократическом обществе, а не в фармацевтическом, электрическом или хирургическом вмешательстве. У меня нет времени вдаваться в подробности, но это сработало.
Если этот подход может работать в психиатрической больнице, то почему он невозможен в школе? Так я решил тренироваться и стать учителем. Будучи студентом, я спорил с преподавателями, особенно, психологии, – науки, которая была полностью о поведении и поведенческом управлении. “Я хочу работать с детьми, а не с крысами Скиннера или собаками Павлова”, – сказал я и был отстранен от курса. Мне было разрешено использовать библиотеку для индивидуального изучения материала, и там я обнаружил золотой рудник непрочитанных, покрытых пылью книг Джона Дьюи, Толстого, Монтессори, Песталоцци, Бертрана Рассела, Гомера Лейна и, что самое удивительное, Нилла. Это было время следовать собственным интересам. Однажды я случайно проехал мимо школы Саммерхилл, боясь попасть в “Святую святых”. Но это осталось в прошлом!
Мне удалось воплотить сумасшедшие демократические саммерхилловские идеи в моей практике преподавания. Две в начальной школе были очень успешными, а одна в средней школе оказалась катастрофой: меня снова чуть не исключили за “позволение” школьникам рассказать о своих чувствах к школе на уроке истории демократии.
У меня была действительно замечательная первая работа. Мне удалось создать демократичный класс из 35 детей, которые провалили тест, важный для дальнейшего поступления. Меня не уволили, хотя я ждал именно этот исход. Поддержка родителей, увидевших веру детей в себя, была настолько велика, что я был назначен ответственным за все 7 классов параллели – 240 детей – в следующем году. Мы контролировали 60% учебного плана, поскольку традиционный английский язык, история, география, обществознание и религиозное образование были объединены в интегрированные гуманитарные дисциплины. Было действительно возможно следовать опорам демократического образования. Дети изучали все, что их интересовало в контексте демократического процесса. Я назвал это “демократическим образовательным сообществом” (и закончил книгу об этом двухгодичном периоде).
Я до сих пор общаюсь с “детьми” этого первого класса, и они поделились своими воспоминаниями для книги. Некоторые говорят о демократическом опыте как определяющем в их жизни, хотя пришелся он на возраст от 11 до 13 лет.
У меня нет времени вдаваться в подробности об этом классе, но я просто упомяну пару случаев. Во-первых, один из “детей”, внесший свой вклад в книгу, был председателем класса в тот момент, когда туда пришла группа приглашенных учителей. Я не был в комнате, но класс был занят своими проектами. Посетители спросили, что происходит. Эндрю объяснил: “Вы видите, что наш учитель, мистер Хеннем, мягок, и поэтому у нас есть самоуправление. Если бы не оно, здесь был бы хаос”. Эндрю стесняется этого случая, но я люблю, поскольку он заключает в себе мои стремления. В другой раз нас посетил репортер из национальной газеты. Один обычно хороший мальчик по имени Ян нарушил все школьные законы за несколько дней до визита. Я не мог понять, почему. Я получил ответ, когда корреспондент сфотографировал классный суд в действии, и, конечно, главным преступником был Ян. Именно его фотография попала в газету на следующий день!
Не все шло гладко, конечно. Будучи молодым учителем, я не очень хорошо объяснял свои демократические методы традиционным учителям, и однажды класс использовал закон о “спокойном времени” на уроке учителя математики, который постоянно кричал на них. Поскольку дети проводили время по собственному желанию, они отказались объяснить учителю, почему в комнате стало тихо. Это привело к тому, что профсоюз учителей сделал мне выговор за подрыв дисциплины другого учителя, хотя я и говорил классу использовать демократические законы только на моих уроках.
Иногда я удивлялся моральному чувству, которое развивалось у этих молодых людей, имеющих некоторую власть и ответственность за управление собственными делами. Однажды произошло трогательное событие: цыганскую девочку, назовем ее Полиной, поместили в мой класс. Она подружилась с некоторыми старшими, также проблемными девочками, и они начали запугивать и воровать у других детей (кроме нашего класса, который имел суд и силу им противостоять). Наступил момент, когда Полину должны были исключить из школы. Без моего ведома класс встретился после школы, чтобы решить, как можно помочь девочке. Они решили избрать ее председателем класса и классным судьей. Полина была тронута до слез и больше никогда не воровала.
Это было очень весело, и дети многому научились. Некоторые в конечном итоге поступили в университет, хотя теоретически это было очень маловероятно для проваливших тот самый тест.
После двух лет, проведенных в этой школе, я пошел за главой департамента в недавно построенную школу с 2000 учениками. В ней удалось внедрить демократические методы в более широком масштабе. Например, учащиеся брали на себя часть материала экзаменационных программ, изучали его и преподавали одноклассникам. На каждого учащегося была выделена часть бюджета библиотеки, которую он мог потратить в одиночку или вместе с другими для покупки более дорогой книги. Был 1973 год, информации о компьютерах практически не было, но один мальчик, Ник, заказал две компьютерные книги и читал их снова и снова. Сейчас ему за сорок, он генеральный директор и владелец крупной и весьма успешной компании по разработке программного обеспечения в Бристоле.
В своей третьей школе я сначала руководил демократическим “Домом” из 180 детей в возрасте от 11 до 18 лет. Мы создали домашний совет и домашний суд. Мы реорганизовали строительство дома. Домашние собрания были демократическими, и основные решения принимались по указанию домашнего совета. Домашние учителя были наставниками групп разного возраста, которые могли выбрать своего наставника. По возможности преподаватели вели различные предметы в классах с упором на демократический выбор темы. Позже я стал заместителем директора и исполняющим обязанности директора в этой школе и с помощью старших учеников превратил ее в общинную школу.
Мы открыли школу для местного сообщества, и, в свою очередь, организации, клубы и сообщества открылись для школы. Взрослые начали посещать некоторые школьные занятия, а студенты стали интернами в городских проектах. Мы создали первый Общественный совет по образованию, всегда возглавляемый старшим учеником. Далее последовали объединенные школьные и городские проекты, такие как Общественная газета, редактируемая взрослыми и студентами, и великолепный оркестр из 80 человек. Со взрослыми на уроках стало абсурдным носить школьную форму, поэтому мы отменили ее. Это было в 1978 году. Три года назад я вновь посетил школу и обнаружил, что при полной поддержке родителей и города это единственная средняя школа в этой части Англии, в которой нет школьной формы, есть лист ожидания и Общественный совет все еще активно работает.
Затем я стал школьным инспектором. Возможно, это ошибка, потому что мне не нравилось многое из того, что я видел и что должен был делать. Иногда мне удавалось поддерживать и поощрять директоров школ, которые пытались бороться с централизованной учебной программой и тестированиями, развращающими систему, или учителей отдельных классов, пытающихся быть ориентированными на ребенка. Когда я нашел школу, в которой 10% времени отводилось занятиям, проводимым учениками, я смог сказать “хорошая работа”, а не “тебя уволили”. И после 250 проверок я понял, почему стал инспектором. Правительство попыталось закрыть Саммерхилл в 1999 году. Директор Зоя Ридхед, дочь А.С. Нилла, а теперь хороший друг, спросила меня, могу ли я работать в школе в оппозиции к инспекторам. Я согласился, и мы выиграли последующее судебное дело – хотя, я должен подчеркнуть, не только из-за меня! Многие люди пришли на помощь культовой школе, и, кроме того, что я тайно консультировал юридическую команду, я также гордился отнесенностью к мощной и очень эффективной “альтернативной инспекционной группе”, которую основал Ян Каннингем, из Центра самостоятельного обучения. Я больше не боюсь заходить в “Святую святых”, когда проезжаю мимо, как это было тридцать лет назад!
Теперь я хотел бы вернуться к истории, которая является примером того, как иногда можно изменить политику на национальном уровне, если мы готовы к этому. В 1990-2000-х гг. я работал над многочисленными проектами Совета Европы по ознакомлению учителей с идеями демократической методологии. Я принимал участие в запуске проекта Образование для демократического гражданства / Образование в области прав человека. Я также проводил курсы по школьной демократии для Организационного бюро европейских школьных союзов учащихся и участвовал в исследовании реформ учебных программ в Норвегии, известных как “Реформа 94” и “Реформа 97”, которые привели к демократическим процессам в начальных и средних школах. Кроме того, я консультировал студентов в Финляндии, которые планировали проект “Демократы и Сколаны”.
Это был момент успеха на выборах для лейбористской партии Великобритании во главе с Блэром. Новым министром образования стал Дэвид Бланкетт, который знал, что Англия – одна из немногих стран в мире, не имеющая учебной программы по гражданственности. Он обратился к своему старому университетскому преподавателю Бернарду Крику и сделал его советником, а я стал одним из полуофициальных советников Крика в силу моего европейского опыта. Я озвучил одну идею:
“Просто разговор с учащимися о демократии бессмысленен. Это должно практиковаться в повседневной жизни школы, чтобы иметь какую-либо ценность. В противном случае это похоже на чтение праздничных брошюр в тюрьме”.
Крик позаимствовал эту идею у меня, а Бланкетт – у него. Закон о введении новой учебной программы включал требование о том, чтобы все учащиеся в финансируемых государством средних школах имели возможность “участвовать в принятии демократических решений и в ответственных процессах”. Когда главный инспектор (нападавший на Саммерхилл) услышал об этом, он заявил в “правой” прессе, что требование сократит время на математику и, следовательно, уменьшит “академические стандарты”. Министр пошатнулся, и меня спросили, есть ли у меня какие-либо доказательства того, что в частично демократических школах результаты такие же хорошие, как и в тех, которые совсем не были демократическими. У меня были только истории из жизни, поэтому мне дали довольно большую сумму денег и сказали найти данные – ко вчерашнему дню!
Я обнаружил 20 школ, которые были значительно “более демократичными, чем большинство”, и сравнил их результаты экзаменов, показатели посещаемости и показатели исключения из школ со средним значением для всех других английских государственных средних школ в аналогичных условиях. В каждом случае результаты были лучше среднестатистических. Данные распространились как “Отчет Хеннема” и доступны в Интернете на нескольких языках. Министр смог сказать своим критикам: “У меня есть некоторые доказательства того, что вы не правы. Есть ли у вас что-либо для поддержки вашей точки зрения?”. У них ничего не было, и требование о демократическом участии вошло в закон – до тех пор, пока оно не было снято в 2010 году консервативным правительством.
Однако в течение этих десяти лет тысячи учащихся английских средних школ имели опыт демократического принятия решений и действий, которых у них не было бы в ином случае. Для меня это стоило усилий. Кроме того, “Отчет Хеннема” вошел в число 30 исследований (из 3200) вовлеченности студентов, опубликованных в метаобзоре Новака и Магера в Университете Инсбрука в 2012 году. Google показывает мне, что он также упоминался в 80 других исследованиях ранее. Эксперимент по демократическому гражданскому образованию в Англии привел к другим исследованиям, в основном в государственных школах, которые подтверждают наши убеждения! В целом, я думаю, можно сказать, что использование возможности привело к значительным изменениям в политике, хоть она не пережила смену правительства. Ничто не вечно.
Приятно видеть, что наше движение начинает создавать свою собственную исследовательскую базу, такую как докторская работа Чарли Морено и предложения Фреи Акварон на этой конференции.
Растет осознание того, что промышленная/фабричная модель образования девятнадцатого века недостаточно хороша, чтобы справиться с потоком перемен, которые уже охватывают нас. Финляндия, Канада, Сингапур и другие уже что-то предпринимают, но в наших школах не развивается и даже не ценится креативность, инновации, умное общение и цифровые навыки. На самом деле, необычный талант иногда маркируют и подвергают медикаментозному лечению как синдром дефицита внимания, СДВГ или другие “аутистические” состояния. Людям дают лекарства (например, риталин), и только 14% когда-либо получают работу. В то же время британское агентство электронных шпионов GCHQ обнародовало данные о том, что 120 его самых блестящих сотрудников в области киберзащиты имели именно эти ярлыки во время обучения в школе, но благодаря удаче и счастливой случайности нашли свой путь к понимающему и ценящему их работодателю.
Наиболее распространенный ответ британских политиков: “Хорошо, нынешняя промышленная модель образования, которой более 150 лет, не работает – давайте другую!” “Давайте переставим шезлонги на “Титанике”!”. Но корабль тонет. Генеральный директор IBM в ходе недавней панельной дискуссии на Всемирном экономическом форуме в Давосе сказал: “Это пустая трата времени - проводить для молодых людей тесты, на которые легко отвечают компьютеры. Они должны учиться делать то, чего не могут делать компьютеры”.
Итак, мы подошли к Четвертой промышленной революции и к тому, что демократическое образование должно сказать ей.
Первая промышленная революция была основана на пару и железе. Она создала первые промышленные города на рубеже 18-19-го веков. Это привело к быстрым изменениям в производстве и транспортировке через железные дороги и морские перевозки параллельно с огромным увеличением капиталистического богатства. Вторая промышленная революция произошла в конце 19-го века, когда электричество, нефть и сталь заменили уголь, пар и железо, и это привело к появлению двигателя внутреннего сгорания и полётам. Третья п+ринесла силу оцифровки во второй половине 20-го века. Я слышал, как Алан Тьюринг взламывал Энигму, ключевое событие, приведшее к персональным компьютерам и Интернету.
Но мы сталкиваемся с настоящим цунами перемен, поскольку Четвертая промышленная революция раскрывает свою растущую силу. Клаус Шваб, создатель Всемирного экономического форума, изобрел этот термин в 2016 году, но уже сейчас Google показывает 36 миллионов результатов запроса.
Некоторые из вас, в основном, те, кто моложе 30 лет, вероятно, разбираются лучше меня в Блокчейне и его соперничестве с Холочайном, криптовалютных кошельках и биткоинах, машинном обучении, робототехнике, нанотехнологиях, искусственном интеллекте и технологической сингулярности (день, когда роботы станут умнее коллективного разума людей, – в 2035 году или раньше?), 3D-печати, автономных транспортных средствах или доставке при помощи дронов, тесте Тьюринга.
Шваб говорит, что эти новые технологии могут увеличить число людей, подключенных к всемирной сети, и что это, в свою очередь, может значительно повысить эффективность бизнеса, производства и распространения. Он считает, что они могут даже восстановить природную среду за счет лучшего использования ресурсов. Но он меньше говорит об увеличении накопления богатства сверхбогатыми и о потенциальном обнищании миллионов с уменьшением и исчезновением ручного труда.
Я видел множество цифр, и некоторые оптимистичные историки экономии утверждают, что каждая промышленная революция ведет к сокращению избыточных рабочих мест, но это всегда уравновешивается созданием новых. Большинство серьезных исследователей предсказывают, что Четвёртая промышленная революция будет иметь разрушительные последствия в совершенно новых масштабах. Они говорят о показателях безработицы от 18% (Организация экономического сотрудничества и развития) до 54% (последнее исследование в Оксфорде). При этом к 2030 году 33% мужчин в возрасте от 25 до 54 лет не будут иметь оплачиваемой работы с полной ставкой. Высокотехнологичным отраслям, силиконовым долинам мира понадобится всего 1-2% из нас для поддержания и развития новой системы, и даже они больше заинтересованы в творческих способностях, чем в квалификации и результатах экзаменов. Остальным, вероятно, понадобятся лишь дипломы средней школы.
Uber уже заказал тысячи автомобилей с автопилотом. Курьеры Deliveroo скоро будут заменены беспилотниками. Оплачиваемый труд сокращается по мере распространения цифровых технологий, автоматизации и робототехники. Карьера больше не строится на всю жизнь. Заработная плата для многих снизилась вместе с растущей нестабильностью рабочих мест в “экономике гигантов”. В то же время неравенство в благосостоянии стремительно повышается, поскольку мы наблюдаем рост “прекариата” (тех, у кого нет преимуществ в виде оплачиваемых отпусков, пособий по болезни, пенсий). Их рабочие места стоят в первом ряду на исчезновение, и они проголосуют за Трампа или Брексит.
Из работ эпидемиологов (Уилкинсон и Пикетт) мы знаем, что грубое неравенство в благосостоянии порождает проблемы со здоровьем и социальную нестабильность для всех. Томас Пиккетти в своей энциклопедической статье “Капитализм в 21 веке” выступает за налогообложение в международном масштабе. Иногда я чувствую, что богатые лжецы, которые продали Brexit народу Великобритании, мотивированы страхом о приближении ЕС к своим налоговым убежищам. Мы попробовали жесткие меры и жесткие реформы социального обеспечения в Великобритании. Это была катастрофа, как сказал Янис Варуфакис. Мы знаем, что общества, движущиеся в этом направлении, не являются счастливыми. В мире есть Трамп, у британцев есть Brexit, а у Европы – Венгрия, Польша, Австрия, а теперь и Италия. Кто знает, что Бразилия добавит в коктейль. Больше стен, национализма, ксенофобии и расизма.
Но Варуфакис тоже оптимист. Он говорит: “Я очень глубоко уважаю способность человеческого разума решать вещи для себя –до тех пор, пока ему не придется жить в ужасе”. Это звучит как довольно хорошее оправдание для демократического образования.
Если правительство найдет рациональность, которая, как мне приятно видеть, растет в английской оппозиционной Лейбористской партии во главе с Джереми Корбином, оно повернется к Безусловному базовому доходу (UBI), чтобы добиться какой-то социальной стабильности, когда исчезнет оплачиваемая занятость. Во всем мире растет число пилотных схем для UBI, некоторые из которых поддерживаются богатыми предпринимателями из Силиконовой долины (Сэм Альтман из Combinator). Они показывают, что богатство, если рассматривать его как некое общее достояние, созданное прошлыми поколениями, а не хедж-фондами, может использоваться как основной доход для всех.
Когда происходит подобное, широко распространено чувство социальной справедливости и благосостояния, уменьшается экономическая нестабильность, и растет социальная, политическая и экономическая предпринимательская активность. Все аспекты хорошего общества.
В конце концов, хорошо известно, что большая часть богатства сверхбогатых на самом деле была получена из финансируемых государством исследований. Совершенно верно, что часть этого должна быть разделена безоговорочно для обеспечения безусловного дохода для всего человечества по праву. Это может со временем дать людям возможность заниматься деятельностью по своему выбору. Безработица больше не будет самоубийственным проклятием, но возможностью: создать общество, быть активным членом политической группы или заниматься музыкой, или рисовать картины - как это сделал один из моих собственных сыновей. После многолетней борьбы его картины хорошо продаются, и он платит много налогов. Нужно быть готовым к такому.
Но для обеспечения безусловного базового дохода люди должны взять ответственность за свою жизнь и создать собственную индивидуальность и смысл. Им придется перестать полагаться на работодателей и оплачиваемую работу для определения своей личности. Безопасный оплачиваемый труд, который остается без изменений многие годы, больше не существует для большинства людей.
Люди должны быть в состоянии переопределить работу, исходя из того, что они хотят делать со своей жизнью. Делать то, что у них хорошо получается. Создать сообщество с другими людьми, которые также знают, как управлять своим временем. С людьми, которые могут участвовать в качестве активных граждан в демократических государствах, как местных, прямых, региональных или национальных, представительских. Все с глубоким пониманием прав человека и уважением к разнообразию.
Этим демократиям будут угрожать такие демагоги, как Трамп и Путин. У них будут простые ответы на то, кто виноват в неуверенности, которая нас окружает: цыгане, евреи, мигранты, бездомные, инвалиды и т. д. Чтобы противостоять их яду, нам потребуется молодое поколение, имеющее опыт и уважающее демократию и права человека.
Хорошо – я спрашиваю вас – какие школы из существующих уже знают, как воспитывать таких молодых людей? Какие школы понадобятся всем молодым людям, если у планеты будет будущее? Именно так! Двухуровневые демократические школы. Школы, в которых молодые люди учатся создавать свою индивидуальность, где они могут уделять время своим интересам, чтобы раскрыть и углубить их, проявить творческий потенциал и любознательность, развивая значимые для них компетенции. Это те самые 1-2%, необходимых для создания и развития технологий Четвертой промышленной революции. Если они посещали демократические школы, у них будут этические и правозащитные ценности для поддержки своей работы жизнеспособным образом.
Но как насчет других 98%? Для них еще более важно научиться демократическому сотрудничеству, уважая школы, где они могут развить волю, понимание и решимость. Тогда можно будет гарантировать, что эта новая технологическая волна принесет пользу и освободит человечество, а не уничтожит всех нас.
Если мы не изменим наши школы, существует реальная опасность восстания, поскольку миллионы оказываются плохо подготовленными к тому, чтобы справиться с новыми неопределенностями, несмотря на все усилия тех, кто защищает экономику дара или экономику совместного использования, или циркулярную экономику - все одобряемые мною. Вот некоторые антиутопические мысли. В США около 3,5 миллиона водителей грузовиков. Речь идет о хорошо оплачиваемой элите рабочего класса, часть которой имеет оружие. В течение следующих 5-10 лет большая часть их работы исчезнет: грузовые автомобили станут автоматическими транспортными средствами. Кого Трамп и его приспешники скажут им обвинять? Подобное случится во многих профессиях. Компьютеры уже ставят более точные диагнозы, чем большинство врачей, потому что они могут быстро просматривать множество историй болезни. Когда безопасные криптовалюты заменят банковские операции, куда пойдут миллионы банковских клерков? И куда пойдут водители Uber, когда в такси не будет водителей? Если мы не будем осторожны, то станем жертвой того, что Даррелл Вест называет “Трампизм на стероидах”.
Мне кажется, что как революционное демократическое школьное движение мы можем либо отступить в лес с нашими маленькими счастливыми школами и надеяться, что “реальный мир” забудет о нас и уйдет. Мы можем заняться “народной политикой”, время от времени оставляя лес, чтобы занять Таймс-сквер, пока нам не надоест, и мы не пойдем домой, ничего не изменив. Мы можем стать “выжившими” без оружия.
Или мы можем сказать: “Добро пожаловать в мир, где нет бессмысленного оплачиваемого труда и который более охотно взаимодействует с общественностью и системами государственных школ, средствами массовой информации, основными политиками, чтобы объяснить им, какая социальная политика (по типу UBI) понадобится для появления и выживания устойчивого демократического мира. И, конечно же, нашей особой задачей является желание объяснить, какие школы потребуются для процветания всех наших детей в этом мире. Нам нужно перестать стесняться этих школ!
Неолибералы очень тщательно планировали свою успешную борьбу за мировую гегемонию своих идей. Неслучайно они одолели кейнсианство за десятилетие. Я думаю, что мы должны сделать то же самое, приложить те же усилия, опираясь на доказанный успех наших небольших демократических школьных моделей. Мы должны обосновать необходимость демократизации наших государственных школьных систем. Мы должны представить себе краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные цели, как это сделали неолибералы. Нам нужно спросить: “Как бы выглядела национально-демократическая школьная система?”. У нас есть возможность присоединиться к проекту Совета Европы “Демократические школы для всех”, который начал делать EUDEC, и, надеемся, по крайней мере, одна из наших школ примет участие в конференции в Осло в ноябре. EUDEC призван сыграть реальную роль в решении этой проблемы. Воодушевляет то, что в этом году EUDEC пригласили присоединиться к консультативному совету крупного академического проекта с участием 15 университетов и 15 НГО, возглавляемых Университетом Страны Басков. Этот проект (“To Share”) включает сбор и анализ проектов со всей Европы, которые уже начинают решать проблемы Четвертой промышленной революции. После этого демократическая политика может получить некий контроль над технологиями. EUDEC была определена координаторами “To Share” как организация, которая может сказать что-то уникальное. К сожалению, ЕС не профинансировал проект в этом году, но в следующем году будет другая заявка, и, надеюсь, EUDEC сохранит свою приверженность этой идее.
Итак, другие начинают осознавать важность нашего существования и нашего послания. Давайте усилим наши голоса, чтобы обеспечить более эффективное общение. В этот “век разрушений” давайте серьезно подумаем о том, как мы можем “разрушить” наши национальные школьные системы. Большинству из них это крайне необходимо!
За предоставленный текст редакция благодарит Ярославу Осипчук