Мой сын учится дома, мы забрали его из школы. Отправляя сына учиться в первый класс, мы всерьёз считали, что ведём его туда, где разумные, добрые люди будут в элегантной оптимальной форме передавать ему сумму базовых знаний, накопленную человечеством за всё время своего существования. Но очень быстро система грубо обломила такое наше воодушевление. Споткнувшись о канцелярское равнодушное безумие школьного прокрустого ложа, мы с женой решили, что в свободной и творческой домашней атмосфере сын сможет пройти более качественную образовательную дорогу, получив для себя и знания, и, что много важнее, гибкое, нестандартное мышление. Короче, мы учимся дома.
Сообщая это, я часто слышу от своих друзей вопрос: «А как же социализация?» В этом тексте я постараюсь ответить на него.
Сначала давайте попробуем ответить на другой вопрос — что такое современная «типичная» школа? Далее я намеренно утрирую, иногда бывает всё не так, бывает умнее и душевнее, но, уверен, вы поймёте, о чём я хочу сказать, какую проблему я имею в виду. Итак, в определённом смысле школа, это когда ничего не подозревающие весёлые и шебутные дети с глазами ещё горящими внутренним светом любопытства усаживаются против воли строгими рядами для длительного неподвижного наблюдения за усталым человеком, который отныне планомерно будет изымать из их глаз это любопытство, заставляя поглощать непомерные порции информации, к которой у этих детей нет интереса. Если же случайно естественное любопытство совпало с предлагаемой информацией, то оно всё равно фрустрируется дозированной подачей, потребностью в формальном заучивании, невозможностью произвольного углубления в тему. И финальный аккорд — каждая полученная оценка, не важно, хорошая или плохая, это увесистый гвоздь в гроб естественной любознательности, пытливости и творчества.
Люди сегодня начинают понимать, что школа, великая гуманистическая идея начала двадцатого века, в начале двадцать первого превратилась из заботливо оберегаемого заповедника науки и культуры в навязчивый рассадник гарантированного отторжения к узнаванию чего-то нового.
Мир меняется на наших глазах. Знания сегодня добываются тривиальным путём, мы гуглим, нам больше не нужны эрудиты. То, что действительно нужно человечеству, это свободные, ярко и неординарно мыслящие люди, обладающие навыком быстрого приобретения новых навыков. Чтобы допустить для современной школы осознание этих своих новых задач, нужно понимать насколько радикальная потребуется трансформация всех подходов для системы, которая держится традиций уже сто лет. Лично я не вижу в образовательной системе ни осознания этих новых задач, ни, конечно же, движения к трансформации. А вы видите?
Но есть мнение, что даже в этой обычной и привычной нам школе вроде бы как остаётся один неофициальный и очень нужный предмет к обязательному прохождению — это т.н. социализация. И якобы без школы её получить никак нельзя. Подразумевается, что социализация это такая важная жизненная наука, которую проходит школьник без влияния взрослых учителей, только взаимодействуя со своими сверстниками. Упоминаются такие навыки, как способность постоять за себя, объединяться в группы для решения общей задачи, способность коммуницировать с себе подобными, первая любовь и т.п. Это всё очень важно и ценно, но я всерьёз полагаю, что люди, беспокоясь о возможном недостатке нашей социализированности имеют в виду нечто другое. Потому что, когда я отвечаю, что у нас есть курсы и кружки, этого словно бы не хватает… Должно быть что-то ещё, что-то такое, что якобы может дать только школа.
Образование, формирование более качественных форм мышления, действий, чувствования, возможно в действительности только тогда, когда вы учитесь у тех, кто уже умеет делать то, чем вы стремитесь овладеть. Согласитесь? Абсурдно пытаться научиться, например, читать у того, кто читать не может; писать у того, кто пишет «как курица лапой»; танцевать, у того, кто не является Мастером танцев, и т.п. Дети учатся у взрослых именно потому, что взрослые это уже умеют. Дети читают книги, которые написаны теми, кто признанно считается Мастером своего дела. Но чему такому ребёнка могут научить другие дети, чему его не могут научить взрослые?
Эрих Фромм писал, что к любви имеет смысл относиться не как к замершему в неподвижности существительному, а как к разворачивающемуся в своей красоте и сложности глаголу, процессу, длящемуся всю жизнь, открывающемуся перед нами новыми гранями столько лет, сколько жив человек. Если вы осознаете себя сегодняшего, свою способность любить, заботиться, сопереживать, и сопоставите эти качества с такими же начинающими формироваться качествами, присущими вам в школьные годы, вы ощутите явное различие. Сейчас вы чувствуете тоньше, думаете глубже, действуете мудрее — ваш опыт богаче.
Для ребёнка другие дети в школе это возможность отыгрывать свои зарождающиеся социальные сценарии в условиях искусственной изоляции от самых значимых и авторитетных фигур — от родителей. Разорванная естественная психологическая привязанность ищет замену и находит её на сверстниках, мнение которых вдруг становится нам неадеватно важно. А мнение это часто поверхностное, эгоистичное, потребительское в связи с тем, что ещё не пройдены значимые этапы взросления, привносящие мудрость и способность действительно любить, а не требовать любви к себе. Поэтому молодёжные субкультуры часто показательно жестоки и замысловато протестны — в них лидерами становятся те дети, кому удалось внушить другим детям, что у них есть чему поучиться в жизни, хотя учиться там нечему и не у кого. Что касается первой любви, то она имеет в школе весьма высокие шансы остаться в вашей жизни не восхитительным романтическим переживанием, а незаживающей раной, печальной могилкой, украшенной миленькими цветочками, потому что ваши самые искренние чувства разбились о трусливое желание не выделяться из разношёрстной толпы сверстников, совсем не умеющих пока не только любить, но даже и уважать.
И, повторюсь, всё это происходит в замкнутой среде далёкой от добровольности, что накладывает свой отпечаток и на эмоции по поводу событий, и на их буквальное содержание. Несправедливость взрослых педагогов по отношению к себе мы проецируем на других детей, таких же беззащитных, как и мы сами. В итоге унижение в насмешливой форме, трусость под маской жестокости, оправданное предательство и многое другое — становятся «нормой», искажающей дальнейшее восприятие жизни.
Можно ли помыслить такой расклад в психологической среде, в которой росли дети образованных дворянских семей в XIX веке и ранее? Детей тогда часто обучали их собственные родители. Многие из этих выросших на домашнем образовании людей сформировали цвет человечества, исходя из своей предельной честности, уверенного достоинства, тонкой душевной конституции, сохранившейся и многократно развившейся любознательности. Что за социализация им была нужна, которую они не получили, не учась в школе?
Миф о социализации немного напоминает мне стокгольмский синдром, когда сознание заложников, отказываясь считать себя в униженном положении, делает своеобразный компенсирующий кульбит и выбирает защищать тех, кто лишал заложников свободы и угрожал лишить жизни, т.е. террористов. Нам не нравится быть рабами, поэтому мы искажаем свою реальность, возвеличивая тирана и превращая своё рабство в подвиг великого служения.
Ещё одна схожая метафора — это армия, а точнее умиление взрослых мужчин от фотографий из их дембельского альбома. Рана зажила, но лечение её взяло свою цену искажённым восприятием, и вот уже адская дедовщина не кажется преступлением против человечности, а наоборот — этакой нужной и важной «школой жизни».
Точно так же мы, ветераны школьных войн, со слезами на глазах вспоминаем эти «годы чудесные», не замечая искривления внутреннего пространства-времени под тяжестью пережитых унижений, страха, обиды, несправедливости. И нам уже теперь хочется, чтобы наши дети прошли это горнило социализации, а иначе как же они поймут, как жить в этом жестоком и страшном мире?
А мир вовсе не жесток и не страшен — он любит нас, заботится о нас, двигает нас, обучает, если ребёнок растёт, сохраняя живительные свойства прямого формирующего, образовательного контакта с родителями, которые осознали своё родительство как способ ощутить причастность становлению новой и переосмыслению собственной разумности, как духовную практику, если хотите. Общение с другими детьми можно организовать для своего ребёнка легко и свободно — общение непринуждённое, основанное на творчестве, исследовании, общей проектной деятельности. Именно так он или она будут жить взрослой жизнью.
Ни одно занятие взрослого человека не напоминает сидение за партами вместе с другими подневольными людьми, выслушивая скучные лекции усталого рассказчика. Обучение должно напоминать то, чему оно обучает. И единственное, что напоминает школьная социализация, это жестокий мир алчных недовзрослых людей, научившихся выживать в среде насильственно согнанных в кучу себе подобных. Чему мы хотим научить детей на побочном предмете «социализация»? Наносить раны себе подобным и защищаться от таких ран? Не этим ли мы, собственно, и создаём мир, к которому у нас столько много не самых приятных вопросов?
Самый сильный и невероятно трансформирующий навык, которому мы учимся вместе с детьми, когда наша жизнь более не отделена от обучения, называется так — расшколивание. Об этом нужно писать отдельную статью. Она может быть не только о том, как не клонировать школу дома с её запретами, оценками и скукой. Расшколивание взрослых это о том, как распрямить своё внутреннее скукоженное пространство-время, как вынуть из себя деформации, внесённые школьным взглядом на вещи.
Самая естественная социализация происходит тогда, когда мы обсуждаем с сыном просмотренные фильмы, когда он рассказывает нам о встречах с людьми, когда он с глубокой уверенностью и очень быстро распознаёт в своих сверстниках тех, в ком не укоренилась разрушительная болезнь насмешливой жестокости, и когда ему удаётся построить с ними добрый контакт вокруг общих интересов.
Если вам всерьёз кажется, что школьная социализация нужна, то присмотритесь, прислушайтесь к себе. Я понимаю, что это непросто, но, может быть, вы сможете предположить, что могли бы стать собой, получить значимый опыт без такого количества перенесённых ран? Может быть ваша доброта смогла бы пройти становление не вопреки окружавшей вас тогда хаотичной и равнодушной среде, а благодаря чему-то другому, более заботливому и участливому?
И да, домашнее образование, очевидно, не для всех. Это нормально. Школа всегда будет, всегда найдутся взрослые, которые будут сдавать туда своих детей. Домашнее образование это о любви к жизни совершенно нового порядка, это об осознанном родительстве и о настоящем Призвании. Это весьма трудный и очень благодатный путь, благодатность которого прямо пропорциональна качеству ежедневной работы вашего тела, ума и души. Когда вы примете решение встать на эту дорогу, вас ждёт непростое расшколивание, выпрямление внутреннего и внешнего восприятия, переосмысление своей разумности и научение видеть и любить в своём ребёнке Учителя для себя. А вашего ребёнка на пути домашнего обучения ждёт, кроме всего прочего, самая лучшая и естественная социализация из всех возможных.
P.S. Мы в семье переименовали «День знаний» в «День мышления», а слово «уроки» мы произносим и воспринимаем как «УРАки». Ураки — это интересные, весёлые и творческие способы узнавать что-то новое и качественно развивать мышление. Всю необходимую информацию, которую мы используем дома, мы собираем и публикуем в своём сообществе «Естественное взросление» вконтакте и на facebook. Приходите к нам играть в ураки!