Недавно я ходила в Музей блокады вместе с классом, в котором учится мой сын. Очень волновалась. Мой ребёнок тяжело переносит истории о боли и смерти. Даже если мы смотрим дурацкий фильм и пахнет дракой, он предпочитает выйти из комнаты и надеть наушники, чтобы до него не доносились стоны или ругательства. А ещё он носит в школу плюшевого котёнка.
Пытаюсь покопаться в памяти. Если бы в мою дворовую школу мальчишка, ученик средней школы, принёс игрушечного кота, его бы подняли на смех. Если бы он пришёл в капюшоне с ушками покемона, первую подножку ему поставили бы уже в раздевалке. Но я смотрю на пятиклассников в музее: они не ставят подножки. Каждый второй прячет в рюкзаке милую игрушку с выпученными глазами. Обсуждают, что кто-то там «расстроен». Они обмениваются в чате розовыми единорогами, потому что это мило. И почему-то за них очень тревожно. Ведь вокруг мир, который может их не понять.
Мы здесь по-прежнему говорим: «Ты же мальчик, перестань реветь!» Мы запрещаем им выражать какие бы то ни было эмоции, кроме агрессии. Хныкать, жаловаться, грустить — не комильфо. Мы ждём от них сурового выражения лица при встрече с испытаниями. Это же им, пацанам, потом становиться каменной стеной или крепким орешком в цельнометаллической оболочке.
А потом как бы в недоумении разводим руками, знакомясь со статистикой домашнего насилия, числа депрессивных эпизодов, психических расстройств и самоубийств среди мужчин в России.
С другой стороны, если избавиться от смутной тревоги, чем дальше, тем «страньше и страньше» настаивать на определенном мальчишеском образе, сформированном в то время, когда из мальчиков растили солдат, а из девочек — послушных жён. Очевидно, что сегодня больше выгод получит гибкий и тонко чувствующий ребёнок, не скованный неповоротливым доспехом чужих представлений о мужественности. Выгоды будут, например, такими.
Исследователь из Гарвардского университета Уильям Поллок в книге «Настоящие мальчики» описывает серьёзные проблемы, с которыми сталкиваются сыновья, растущие в традиционной мужской парадигме.
Одна из них — это ранняя и довольно суровая сепарация. Она впервые случается в возрасте 2–4 лет, когда ребёнка отрывают от матери. Вспомните, как вы приводите трёхлетку в детский сад и, если он особенно цепляется за родителя, вам тут же припоминают его пол. Девочка, липнущая к маме с поцелуями, совсем не то же самое, что «маменькин сынок».
Другой этап отделения, по Поллоку, случается в подростковом возрасте, хотя к этому времени дети обычно и сами понимают, что мамина компания как-то вредит мальчиковому имиджу. Необходимость стать независимым раньше, чем человек для неё созрел, может травмировать.
Научные изыскания постепенно приходят к выводу, что мальчики особенно подвержены плохому поведению, но не потому, что они как-то иначе сформированы, а потому что мы определённым образом их растим. Если говорить об образовании, мальчики вдвое чаще, чем девочки, объявляются «неспособными к учебе». Они составляют 67% наших классов для отстающих, а в некоторых школьных системах у них в десять раз чаще, чем у девочек, диагностируются серьёзные эмоциональные расстройства, в особенности СДВГ.
Одну из причин исследователи видят в том, что мальчикам чаще отказывают в родительской ласке. Известно, что дети с крепкой привязанностью используют родителя как надежный тыл, место для эмоционального ремонта и утешения перед тем, как отправиться исследовать мир и набивать шишки. Однако если девчачьи истерики родители воспринимают скорее как норму, то мальчика, которому нужно вытирать слезы, принято осаживать и даже стыдить. Мальчики, мол, не плачут, а бьют кулаком в стену.
Удивительный факт приводится в книге: с рождения и в течение первых месяцев жизни младенцы-мальчики более открыто выражают эмоции, чем младенцы-девочки. Уже к младшему школьному возрасту ситуация, очевидно, меняется и мальчики теряют этот навык: они не так охотно демонстрируют боль, разочарование и растерянность.
Возможно, такая потеря природной эмоциональности связана с культурным влиянием. Ведь теперь, когда мы стали поощрять девочек быть сильными и независимыми, объяснять, что они могут быть космонавтами и физиками-экспериментаторами, для мальчиков не появилось более-менее симметричного ответа.
Парни знают, что могут летать на Марс, но они не получают поощрения за выражение эмоций
Им приходится носить маску уверенного в себе парня, которую Уильям Поллок остроумно называет «смирительной рубашкой пола».
Исследования говорят о том, что маленькие мальчики подвергаются более мощной стигматизации за то, что играют с «неправильными», девчачьими игрушками. А недавно опубликованная работа доказывает, что родители чувствуют себя более комфортно с девочками, которые нарушают правила и берутся возить грузовики, чем с мальчиками, которым приходит в голову покатать коляску с пупсом. Задокументировано, что мы чаще давим на сыновей, пытаясь изменить их поведение в привычную, «мужскую» сторону.
Уметь разговаривать о чувствах, анализировать, что происходит, — важный навык. Возможно, эволюционно мужчины и склонны бегать по саванне с копьем и избегать ситуаций, начинающихся со слов «Нам нужно поговорить». Однако теперь, когда копье самые проницательные перековывают в навыки командной работы, здорово научиться понимать чужие эмоции и уметь слушать.
Культурная традиция предлагала парням не рассусоливать. Тебе что-то не нравится? Ну, брось в лицо перчатку, дай в нос, вот винтовка, на худой конец выругайся. Сегодня чутким мальчикам легче разобраться в происходящем. Их палитра реакций шире, чем набор из «сурово замолчать» и «сдвинуть брови и сурово замолчать».
Никто не будет спорить, что мальчики — более агрессивные существа. Но непонятно, кому предъявлять претензии. Если верить исследованиям, одного и того же новорожденного люди будут считать более тяжёлым и более активным, если им сообщить, что это мальчик. И такой подход сказывается на воспитании начиная с момента, когда конверт из одеяла и чепчика оказывается у нас в руках.
Учёные, изучающие поведение, указывают, что мы с большей готовностью участвуем в грубых играх с сыновьями, чем с дочерьми, чаще настаиваем, что пацан должен пойти и дать сдачи, а девочке при этом, чуть запахнет жареным, можно просто развернуться и уйти, а еще пожаловаться взрослому.
В общем, там, в Музее блокады, я пришла к выводу: хорошо, что мальчики растут нежными и чуткими. Пусть они любят розовых единорогов и рассказывают маме, как «я сегодня был обескуражен». Возможно, мир станет чуть более здоровым и пригодным для жизни местом.
Иллюстрации: Shutterstock (Chie OhIshi)