Физиологи и бихевиористы убеждены, что страх у ребенка формируют родители, чтобы помочь ему выжить и избежать опасностей. Однако между тем, чего боятся родители сегодня и чего боялись 20–40 лет назад, — пропасть. Катерина Мурашова предлагает читателям поучаствовать в большом исследовании по систематизации страхов
Недавно прочла, как ученые исследовали страшные сны и в результате пришли к выводу, что ночные кошмары имеют адаптационную и даже полезную природу — дескать, человек во сне «тренируется» бояться и потом наяву боится меньше. У исследователей получилось, что те испытуемые, кому чаще снились кошмары, потом меньше пугались каких-то страшных картинок и символов. Зачем человеку нужно таким странным способом учиться бояться меньше, если сам по себе испытываемый нами страх является важной адаптационной реакцией, я, если честно, из описания не совсем поняла, но сама тема, безусловно, интересная.
Мы боимся, чтобы вовремя избежать опасности и выжить. Бесстрашные особи тоже нужны — для какого-то рывка и выживания популяции в экстремальных обстоятельствах, но по понятным причинам они же первыми и гибнут. Правда, надо признать, что половой отбор тут работает в противоположную сторону, так как бесстрашная особь часто выглядит очень яркой и потому успевает оставить потомство (воспитывать которое будут уже другие).
К чему это я?
Тема страхов представляется мне очень важной. И личностно важной, и общественно важной тоже. Чего боится конкретный человек, конкретное поколение, конкретное общество — это, на мой взгляд, многое определяет и сейчас, в нашей текущей жизни, и в перспективе. А закладывается все в детстве.
За прошедшие годы я не раз писала о детских и подростковых страхах. Но в последнее время здесь собрались новые, очень интересные собеседники, мнение которых мне хотелось бы спросить по давно интересующему меня вопросу.
Вопрос вот какой.
Ребенок рождается всего с несколькими базовыми, идущими от нашей биологии страхами: он боится темноты, одиночества, громких звуков, иногда высоты — вот, пожалуй, и все. Всему остальному он обучается. Понимаете? Искусство бояться — это у нас, млекопитающих, обучающая программа. Как читать и писать, или там выковыривать палочкой личинок из пня. Кто учит? В первую очередь, разумеется, родители, семья, потом — референтная группа. Чему научат, того персонаж и будет бояться.
Детеныши млекопитающих любопытны и бесстрашны, с сильным исследовательским инстинктом. Как только детеныш вылезает из гнезда и начинается обучение, мать ярко и недвусмысленно показывает ему, чего боится она сама, а у детеныша есть встроенная программка: то, чего боится самка, великая и могучая, для меня, маленького и убогого, тем более страшно и опасно. Надо этого избегать. Умение бояться того же, чего боится самка, шансы детеныша на выживание существенно увеличивает.
Но мы, конечно, не только животные, но и люди. У нас есть вторая сигнальная система — слова. Мы можем пугать детенышей словами. И делали это издавна — сильно и многообразно.
И вот мне интересна новейшая эволюция этого «обучения бояться». И есть ли она вообще, эта эволюция? От этого ведь многое в нашем мире зависит.
Итак, уважаемые читатели, вы помните, чем вас пугали родители в детстве? Это первая часть вопроса. И вторая: вспомните и напишите, чем вы сейчас пугаете своих детей.
Мне самой кажется, что разница даже между двумя ближайшими поколениями есть, и она существенна.
Помимо прочего, я отчетливо помню, как вместе с западной психологией лет так тридцать назад в нашу страну пришла идея, что маленьких детей вообще пугать не надо — это наносит им психологическую травму. Приходящие ко мне тогда родители прямо так и заявляли: я вот пугал своего ребенка Бабой-ягой, а теперь знаю, что это вредно, и не пугаю. Причем на подростков эта защитная идея явно не распространялась. Что из этого вышло? Кого и чем в нашей стране пугали в реальности в последнюю четверть века? Как с этим обстоят дела в других странах (мне лично особенно интересны страны не слишком европейские — чем там пугают детей и пугают ли вообще)?
Начинать, вероятно, нужно с себя. Бабок-ежек и милиционеров из своего совсем раннего детства я просто не помню, но, отчетливо помня свою бабушку, практически уверена, что они были. По моим сохранившимся воспоминаниям, в семье меня пугали следующим образом (фактически воспитывали меня дедушка и бабушка — геолог пролетарского происхождения и дворянка, не получившая высшего образования):
— выпрями спину, спина должна быть прямая, будешь сидеть крючком — вырастет горб
— не морщи лоб, будут морщины, это некрасиво
— не ешь косточки от арбуза, заболеешь аппендицитом
— я — последняя буква алфавита. Будешь слишком «якать», никто с тобой водиться не станет
— не торопись за едой, подавишься — умрешь
— надень шапку — менингита тебе только не хватало
— не читай в темноте — ослепнешь
— гуляй осторожно — если поранишься и в ранку попадет земля, будет столбняк, умрешь.
— не задавайся, даже если у тебя что-то получается, задавак не любят
— не болтай попусту, от этого бывают неприятности (редкая пугалка, так как я в принципе была молчаливым ребенком)
На даче:
— не плавай далеко, там могут быть ямы и водовороты — утонешь
— прекрати дружиться и возиться со всеми встреченными зверями и птицами. Они могут быть больными и даже бешеными, а бешенство не лечится, от него умирают
— не ходи в лес, заблудишься и потеряешься навсегда
— не трогай в лесу ничего железного, оно взрывается
В школе меня лично пугали только директором (пару раз я действительно оказывалась у нее в кабинете и отчетливо понимала, что она не знает, что со мной делать и что мне говорить).
Всех троечников-двоечников пугали одинаково: «В ПТУ пойдешь!», и конечно хрестоматийное: «Дворником будешь!»
Всех нас вместе пугали взрослой жизнью: «Это у вас сейчас детство, когда вы ни за что не отвечаете, но вот подождите — жизнь все расставит по своим местам!»
Скажу сразу: мы жизни не боялись. И большинство из нас, особенно в последних классах, хотели поскорее вырасти и выйти в эту самую взрослую жизнь.
Сегодня в нашем прекрасно удобном и всесторонне избыточном мире я едва ли не каждый день вижу детей и родителей, у которых базовый уровень тревожности намного больше, чем мне запомнился из моего полунищего и всесторонне дефицитарного детства. Тема заложенных (или не заложенных вовремя?) страхов явно имеет к этой тревожности прямое отношение.
Надеюсь на вашу помощь в сборе материала.
Понимаю, что родительские пугалки — это не такая животрепещущая тема, как лежащие на диване многообещавшие подростки, но что-то мне подсказывает, что эти две темы связаны.